Кладовая

Гюнтер Хаас, Германия. Гитарист, вокалист… не нашел информации…

Знаменитийший дуэт, сестры Бэрри.

Клэр (Claire) и Мерна (Merna) Бэрри) — американский джазовый дуэт, исполнявший в середине XX века песни на идише, русском и английском. В 1959 году посетили СССР с гастролями.

Сёстры Минни (6 апреля 1923—1976) и Клара (1920—2014) Бейгельман родились в Бронксе (район Нью-Йорка) в еврейской семье (отец эмигрировал из Российской империи, мать — из Вены). Их дед жил в Киеве на Подоле и переехал в США с семьёй после начала Гражданской войны.

Будучи ещё маленькими девочками, они участвовали в качестве певиц в радиопередаче «Дядя Норман» на радиостанции WLTH, где их дуэт был известен под названием «Сёстры Бейгельман». Первые самостоятельные записи на радио в качестве джазовых певиц были сделаны в конце 1930-х годов.

Они стали исполнять эстрадные песни и театральные шлягеры на идише, народные еврейские песни в свинговой аранжировке композитора и музыканта Абрама Эльштейна (Эйба Элстайна). Тогда же сестры Мина и Клара Бейгельман начали выступать под сценическими псевдонимами Мерна и Клэр Бэрри, а их дуэт начал именоваться «Сёстры Бэрри».

В 1959 году по случаю открытия американской выставки в СССР вместе с группой американских артистов посетили Москву. Концерт состоялся в Зелёном театре парка имени Горького.

После смерти Мерны (1976 год) Клара выступала с разными исполнителями, в том числе с Эмилем Горовцом, а позже подготовила программу с Яковом Явно.

Много видео, но невозможно не показать лучшее…

Ну, и какой еврей не знает песню про маму? (с)

Это объявление я услышал в вагоне пригородного электропоезда. За окном летел куда-то вбок мокрый зимний лес, а машинист перечислял по радио, какие специальности требуются управлению железной дороги. Относительная влажность была сто процентов. Ни одной из перечисляемых специальностей я не владел, что почему-то вызывало грусть. Последним в этом списке утраченных возможностей значился стрелочник.

«Одиноким стрелочникам предоставляется общежитие», – сказал репродуктор и умолк.

Я всегда был одиноким, но никогда – одиноким стрелочником. Нельзя сказать, что мне нравилось быть одиноким, да и профессия стрелочника не слишком привлекала меня. Но в сочетании слов «одинокий стрелочник» была какая-то необъяснимая прелесть, что-то настолько беспросветное и неуютное, бесправное и жалостное, что я немедленно вышел из электрички и отправился искать управление железной дороги.

Кажется, там подумали, что мне требуется общежитие. Человек в черном кителе с оловянными пуговицами долго рассматривал мое заявление на свет, ища намек на общежитие и пропуская самые главные слова об одиночестве стрелочника. Ему не приходило в голову, что в общежитии сама идея одиночества теряет всякий смысл.

– Хотите быть стрелочником? – наконец спросил он и задрал голову так, что его ноздри уставились на меня, точно дула двустволки.

– Одиноким стрелочником, – поправил я.

– Да, именно одиноким стрелочникам мы предоставляем общежитие, – с удовольствием выговорил он.

– Я не прошу этой привилегии, – сказал я.

Должно быть, я вел себя неправильно или говорил не те слова, потому что железнодорожник заерзал на своем кресле, а в глазах его на секунду мелькнул испуг.

– Вы отказываетесь от общежития? – спросил он задумчиво и вдруг снова вскинул голову и прокричал: – Или как?

– Послушайте, – сказал я ему. – Дайте мне какую-нибудь стрелку. Я постараюсь быть полезен… А мое одиночество не может иметь для вас принципиального значения.

– Нет стрелок! Нет ни одной стрелки! – закричал он, как можно дальше отодвигая от себя мое заявление. – Ради Бога, заберите ваше заявление… Я вас прошу! Масса других специальностей, курсы, стипендии, повышение без отрыва…

– У меня мечта, – сказал я. – Дайте мне стрелку, маленькую будочку, свой семафорчик, желтый и красный флажки… Нет, я сам их сошью. Это больше соответствует одиночеству. В крайнем случае, я обойдусь без семафорчика.

Он подписал заявление.

И вот я стрелочник. У меня своя будочка, подогреваемая изнутри небольшой электрической лампочкой, которая одновременно служит для освещения. До стрелки ходить совсем недалеко, километра два, и я ежедневно проделываю этот путь туда и обратно по нескольку раз. Работа у меня сдельная, и зарплата зависит от количества проходящих мимо поездов. Иногда случается, что поезда по какой-нибудь причине не ходят, но это бывает редко.

Самое главное в моей работе, как я быстро понял, – это угадать момент приближения поезда, так как расписания у меня нет. Мне пытались всучить прошлогоднее расписание, но я отказался, полагаясь на свою интуицию. Интуиция должна быть двойной, потому что нужно угадать не только, идет ли поезд, но и нужно ли переводить стрелку.

Обычно я угадываю первое безошибочно за полчаса до прохода поезда. Это как раз то время, которое требуется, чтобы неторопливо дойти до стрелки и только тут, когда огни поезда уже видны, за считанные секунды решить, нужно ли переводить стрелку. Как правило, я ее не перевожу, но бывает, что перевожу, проклиная себя в душе за уступчивость. Почему-то мне никогда не хочется ее переводить.

Моя стрелка очень проста. Говорят, что есть более сложные стрелки, но ими управляют и более одинокие стрелочники. Я еще не слишком одинок. Мне еще улыбаются девушки из окон электричек, так что возможностей для совершенствования сколько угодно.

От моей первой стрелки отходят два пути – левый и правый, а подходит к ней один – центральный. Эту терминологию нужно выучить раз и навсегда и ни в коем случае не путать. Стрелку следует переводить до прохода поезда, в противном случае будет поздно. То есть можно перевести и потом, но в этом уже будет мало смысла. Ни за что на свете нельзя переводить стрелку в середине состава, так как может произойти что-нибудь непредвиденное. Об этом меня особенно предупреждал мой учитель, бывший одинокий стрелочник, к которому неожиданно вернулась жена с сыном, поставив его перед необходимостью менять специальность.

Переведя стрелку, я обычно встаю рядом с нею, держа в правой руке желтый флажок. При этом я смотрю на окна вагонов, надеясь, что пассажиры оценят мое старание, точность и полное бескорыстие. Впрочем, я не требую оценки, хотя бывает очень приятно, когда какая-нибудь женщина бросит мне цветок или ребенок состроит рожицу. Однако чаще летят пустые бутылки, что очень действует мне на нервы.

Проводив поезд, я смазываю стрелку и возвращаюсь в будочку. Вот тут-то и наступают минуты, ради которых я бросил бывшую свою профессию и подался в одинокие стрелочники без общежития. Я достаю свою любимую игру, детскую железную дорогу с шириной пути 12 миллиметров, изготовленную в ГДР, и раскладываю ее на полу в будочке. У меня один паровоз, но зато стрелок целая уйма, и многие из них не в пример сложнее той, за которую мне платят деньги. Я кладу пальцы на клавиатуру пульта и играю, закрыв глаза, какую-нибудь мелодию. Слышно, как щелкают игрушечные стрелки и носится, жужжа, мой паровозик.

Еще ни разу он не сошел с рельсов, хотя путь его бывает настолько причудлив, что даже сам я удивляюсь. Игра требует полного, совершенного одиночества, одиночества на всю катушку, и безусловно непригодна для общежития.

Таким образом я совершенствуюсь в своей специальности. После таких упражнений мне нисколько не трудно управляться со своей подотчетной стрелкой. Не трудно, но скучновато. Потому как, что ни говори, а два пути, которые находятся в моем ведении, не исчерпывают возможностей фантазии и вдохновения.

Больше всего меня печалит, что работа моя, в отличие от игры, абсолютно бессмысленна. Я уже несколько раз убеждался, что оба пути совершенно равноправны, и поезду все равно, по какому идти. Но дело даже не в этом.

Я совершенно точно знаю, что в пяти километрах от моей стрелки находится точно такая же, но обратного действия. Она сводит два пути в один. Там тоже имеется будочка, в которой сидит стрелочник-профессионал с тридцатилетним стажем. Куда бы я не загнал свой поезд, он все равно направит его на центральный путь. Это единственное, что он умеет делать. Я думаю, что он уже изучил мою манеру и заранее знает, с правого или левого пути ждать от меня поезда. Кстати, он тоже совершенно, совершенно одинок.

Сейчас расскажу об одной из самых мирных профессий на земле — о лингвистах.

Речь не об Ожигове и Дале. Они-то были Языковедами, изучавшими Язык во всём его многообразии. И тут пришли лингвисты. Эти напыщенные ублюдки посчитали себя вправе свысока диктовать носителям живого Языка как где и когда им правильно говорить. Создали искусственные уродливые конструкции, объявив их единственно правильными языками. В итоге люди сначала потеряли смысл слов, а в итоге перестали понимать своих братьев и сестёр по единой Культуре. Эти псевдонаучные выродки разбили единый Народ на кучки сублингвальных общностей. Нечистоплотным политиканам после этого не составило никакого труда стравить части некогда Великой Общности.

А у истоков Великого Разобщения стояли лингвисты.

Помните об этом, встретив очередного граммар наци.

«Sílent Circle» (рус. Тихий круг) (прим. Корвуса — я б перевел Круг тишины — немецкая поп-группа, выступающая в стилях евродиско и синтипоп. Была образована в г.Дрезден 1985 год. В нынешний состав группы входят Мартин Тихсен (вокал), Харальд Шефер (клавишные) и Юрген Беренс (ударные).

Честно — там дофуя информации… Но, мы все того возраста, что это известная группа, не хочу копипастить.

Ришар Клейдерман (фр. Richard Clayderman, на английский манер Ричард Клайдерман, настоящее имя Филипп Паже́, фр. Philippe Pagès; род. 28 декабря 1953, Париж) — французский пианист, аранжировщик, исполнитель классической и этнической музыки, а также музыки к кинофильмам.

Начал занятия на фортепиано очень рано под руководством своего отца, преподавателя музыки.

В возрасте 12 лет поступил в консерваторию, где получил первое место среди 16-летних товарищей. Чтобы оплатить свою учёбу, а также чтобы самосовершенствоваться, он начал играть на фортепиано. Он работал у Мишеля Сарду, Тьерри ЛеЛюрона и Джонни Халлидея.

В 1976 году был приглашён производителем музыкальных записей на пробу вместе с 20 другими пианистами для записи баллад. В результате выбрали его, и с этого момента его популярность существенно возросла.

Всемирно известная «Баллада для Аделины» (фр. Ballade pour Adeline), написанная Полем де Сенневилем (фр. Paule de Senneville), а также композиции «Брак по любви» (фр. Mariage d’Amour), Tango Cumparsita и A Comme Amour сделали его звездой. Было продано 22 млн экземпляров в более чем 30 странах мира.

К настоящему времени Клайдерман записал более 1200 музыкальных произведений и выпустил свыше 100 компакт-дисков общим тиражом 90 млн экземпляров.

К последней выложенной.. Не могу найти запись, концертная, там попурри/микс из этого Баха, 5-й Бетховена, 40-й Моцарта, все в бешеном темпе ударника, а в конце прекраснейшая Лунная соната, и совершенно не замечаешь, что темп ударника тот же, сочетание медленной красивой мелодии и ударных невероятно..

Supertramp  — британская рок-группа, чью музыку относят к направлению прогрессивный рок. Образована Риком Дэвисом и Роджером Ходжсоном в 1969 году. Ранний период творчества группы отмечен амбициозными концептуальными альбомами, в то время как наибольшую популярность ей принесли более поздние хиты, среди которых «Breakfast in America», «Dreamer», «Goodbye Stranger», «Give A Little Bit» и «The Logical Song».

Ten Years After… Десять лет спустя…

Ten Years After — британская рок-группа, образовавшаяся в 1967 году в Ноттингеме, Англия, исполнявшая блюз-/хард-рок с элементами джаза и американской рутс-музыки и внимание критики к себе привлекавшая, в основном, благодаря игре гитариста Элвина Ли, считавшегося одним из сильнейших инструменталистов в своём жанре. Наивысшее достижение группы в UK Singles Chart — #10 (1970, «Love Like A Man»). Восемь альбомов группы входили в Top 40; до #4 поднимались Ssssh (1969) и Cricklewood Green (1970) Двенадцать альбомов Ten Years After входили в Billboard 200, сингл «I’d Love To Change The World» (1971) поднялся до #40 в Billboard Hot 100.

Силенциум… Давно хотел выложить… Ната Григорьева и ее девочки…

Silenzium (Силенциум, изменённое Silentium,  молчание) — новосибирская группа, созданная в 2004 году бывшими студентками Новосибирской консерватории. Группа была названа по стихотворению Тютчева Silentium, как поясняет лидер группы Наталья свой выбор:

Вообще, тишина — это лучшая музыка, потому что вся музыка рождается из тишины. Даже когда вокруг безмолвие, музыка уже есть. В душе. Как говорил Пастернак, «Тишина — это лучшее, что я слышал». Сначала нет ничего, это и есть тишина. Потом из ничего появляется Вселенная.

Название группы решено писать через букву Z, поскольку по мнению Натальи «так получается интереснее, оригинальнее и немного на итальянский манер. И чтобы все об этом спрашивали»

Идейной вдохновительницей группы стала Наталья Григорьева, виолончелистка, на тот момент являвшаяся артисткой Камерного Оркестра Новосибирской Филармонии (с 2003 года) и параллельно с этим игравшая в струнном квартете Cellissimo, на обломках которого возникло два ансамбля — «Viva Cello» и «Silenzium». Первый коллектив ориентировался на фолк-рок, а второй — на более «тяжелое» звучание. Наталья играла в обеих группах. Она же стала аранжировщиком и композитором, создающим материал для группы Silenzium.

Jean-Marc Cerrone, больше известный как Cerrone, родился в 1952 году в Париже. Вместе с Giorgio Moroder («первооткрыватель» знаменитой диско-дивы Donna Summer) он внес наибольший вклад в развитие европейского диско, практически, они стали родоначальниками ранней house-музыки.

Когда ему было 20 лет, он заключил выгодный контракт с французским продюсером Barclay. Его способность вовремя уловить потребности широкой публики лучше всего отражена в его утверждении: «я не делаю музыку, чтобы донести свои идеи до какого-то меньшинства. Такую музыку лучше творить у себя дома, в подвале. Для меня более важно делать музыку, которая обращается к широкому слушателю — я намеренно хочу работать в коммерческом направлении. Почему это отвергается многими людьми, я не понимаю.»

Считая таким образом, он продал более чем 10 миллионов экземпляров пластинок со своими записями в течение 3-ех лет (с 1976 по 1979 годы). Наибольший успех ему принес сингл «Supernature», достигший первого места в британских чартах в 1978 году.

Первый его альбом принес с собой классику диско-музыки — » Love in C Minor»(1976)- одну из первых диско-композиций, которая была выпущена в удлиненной версии, для того, чтобы полностью занять одну сторону пластинки. «Чувствовать ритм» — это то, что люди подразумевают, когда говорят, что дискотека как бы пульсирует.

«Paradise Cerrone» также является хорошей композицией, хотя и сильно напоминает «Love in C Minor», возможно, поэтому этот альбом продавался не слишком хорошо. В альбоме «Supernature» Cerrone несколько изменил свой стиль, и заглавная песня быстро стала настоящей классикой диско, достигнув наибольшей популярности в континентальной Европе.

В записи многих хитов Cerrone, в частности, «Supernature» и «Give me love», принимали участие Stephanie deSkyes (затем она пела в группе Voyage), и Madeleine Bell. В своем пятом альбоме Cerrone отошел от стиля диско к року. Следующие альбомы вышли уже в 80-ых годах, наиболее успешным среди которых стал «Cerrone IX» с композицией «Club Underworld» (прим. Корвуса — нет на этом диске такой композиции… На X она).